Штат Виргиния, Шарлотсфилл, усадьба Монтичелло
Яркие лучи солнца осветили большую просторную комнату в стиле барокко. Возле окна величественно возвышался письменный стол с золотыми ножками и такой же позолоченной окаемкой, на нем аккуратно, в стопку были сложены листы бумаги, старая чернильница красовалась на краю стола, радом скромно разместилось большое гусиное перо. Первый телефон с длинным проводом и причудливой трубкой стоял ближе к краю. Золотые часы стоящие посреди стола показывали девять часов. Большое кремово-золотое кресло и большими розовыми цветами стояла чуть по одаль от стола, огромный ковер покрывал весь пол, отливая на солнце золотые оттенки роскоши. Большая кровать стоящая на небольшом возвышенном подиуме, закрытая пологами с золотыми прихватами располагалась на другом конце комнаты.
Томас с усилием открыл глаза, спал он плохо не то подушки были с вечера плохо взбиты, не то в комнате было слишком жарко. Потянувшись и сладко зевнув Томас осмотрел привычную ему комнату. Все было на месте, все спокойно, только вот камин стоящий возле кровати надо было почистить. Летом камин не топили не было нужды, в дождливые дни он сидел в гостиной или библиотеке читая любимые книги. Встав с кровати, потянувшись Томас посмотрел на себя в зеркало. Раньше он часами мог смотреть на свое отражение, но сейчас на его плечи свалилось слишком много дел и обязанностей, за последние месяцы он сильно измотался и побледнел. Но перед ним так же как и раньше стоял высокий тридцати трех летний мужчина, довольно крепкого телосложения, с крепкими руками и большими широкими плечами. Большой нос с горбинкой Томаса ни сколько не смущал, как и сравнительно небольшой рот с тонкими губами. Глаза Томаса были сравнительно большие, серо-голубого цвета, раньше они всегда светились энергией и радостью, но сейчас глаза его потухли и излучали только усталость. Как и всем членам Конгресса ему приходилось носить белый парик, скрывая свои черные густые волосы. Мужчиной он был статным и красивым, и это всегда твердила ему его жена Марта. Он женился на ней когда ему было двадцать девать лет, а ей двадцать три. В столь юном возрасте Марта Вейсл Скелтон была уже вдовой, второй муж приходился Марте троюродным братом, вместе они уже прожили четыре года, и у них уже было две детей. Старшая Марта Джефферсон Рэндольф, и Джейн Рэндольф. Томас души не чаял в своих детях и жене, он был прекрасным семьянином.
Одевшись в свой темно синий кафтан, Томас взволнованно посмотрел в окно. Томас вспомнил как в начале июня 1775г он был избран во второй континентальный конгресс, заседавший в Филадельфии. Когда состоялось, последнее заседание в конце июня 1776г конгресс рассматривал резолюцию о провозглашении независимости, было решено создать комитет по подготовке декларации. Именно Томас Дженефферсон был избран его главой, по мимо него в комитете было еще четыре человека: Джон Адамс, Бенджамин Франклин, Роджер Шерман, Роберт Р. Ливингстон. Со всеми ними Томас очень сдружился и по мимо роботы их связывала крепкая дружба. На одном из заседаний конгресса они попросили Томаса написать декларацию зная то что он когда то увлекался написанием книг. Томас и сам знал что пишет очень хорошо, он уже предварительно все продумал в голове, но посчитал нужным проконсультироваться со всеми членами комитета. Те в свою очередь посоветовали ему использовать образец, написанный Джорджем Мейсеном «Декларацию прав человека в Вергинни» В течении нескольких недель Томас работал над этим проектом несколько раз все переписывая и додумывая. Эти недели Томас вспоминал с ужасом и сейчас был несказанно рад что все это закончилось. Двадцать восьмого июня 1776 г Тома представил декларацию Конгрессу . Второго июля Конгресс стал рассматривать деколорацию проголосовав за независимость. После двух недельных дебатов из декларации была удалена четвертая часть текста, в том числе критика рабства и работорговли. Что очень сильно огорчило Томаса, поскольку сам он был яростным противником использования рабского труда. Тем ни менее с его мнением некто не считался и проект был утвержден. И вот сегодня четвертого июля должна была свершиться история США. Декларация была подписана, несколько ее копий роздана по всему городу, и сегодня должно было состояться грандиозное празднование.
-Томас! Милый ты уже встал. Сегодня важный день не так ли!?- В комнату с громкими криками влетела Марта, ее темно-русые волосы лезли на ее красивое крошечное личико покрытое здоровым розоватым румянцем. На ней было простенькое летнее платите, из легкой белой ткани идеально сидящий на складненькой фигурке Марты. Ее большие глаза светились такой любовью и нежностью что все мрачные мысли моментально развеивались. Томас повернулся к жене, сложив руки за спиной ласково улыбнулся, и быстром шагом подошёл к жене. Приобняв ее за хрупкие плечики и нежно поцеловав в лобик сказал:
-Для начало доброе утро! Да сегодня важный день, и мы должны быть на площади к двенадцати. Так что пошли завтракать, надеюсь мою газету принесли вовремя.
Следом за женой Томас вошел в большую и светлую столовую, конка в столовые были панорамные на всю стену, конечно, это была прихоть Марты, которая обожает большие окна, не меньше французских подоконников. Тем не менее, над длинный столом за котором могли поместиться как минимум человек тридцать висели три больших хрустальных люстр. Томас предпочитал завтракать, обедать и ужинать только в парадной. За столом обычно сидел он с женой и дочкой, младший сын был совсем маленьким поэтому Марта кормила его отдельно, к тому же малыш родился очень слабенький, и доктора говорят что малыш не проживет и года. Поправив парик Томас уселся за стол и взялся за газету, каждое утро он читал утреннюю газету и пил кофе с тостами, Марта молча уселась за стол и взяла чашку зеленого чая, вставала на всегда раньше мужа но никогда не завтракала без него, и хотя Томас Джефферсон не любил вторые завтраки Мера не могла отказаться от привычного ей уклада дома.
-Нет, ты это слышала?-возмущенно сказал Томас прочитав о том что очередной помещик убил своего раба. Марта во всем всегда соглашалась с мужем и только молча кивнула головой, она не решалась вступать с супругом в дебаты и споры зная что все равно муж выйдет победителем.
-Сегодня Мери хотела пойти снами на площадь, ты не против?
Томас оторвался от газеты и внимательно посмотрел на жену, он не очень то и любил брать детей на официальные мероприятия. Но невинный и умоляющий вид жены смягчил, его сердце к тому же дочке было, уже два года и сильных хлопот бы она не доставила.
-Ладно. Только няня пойдет с нами!
Марта хотела возразить но Томас снова уткнулся в газету и стал что то недовольно бормотать. Закончив завтрак в полном молчании супруги разошлись по своим комнатам. Комната Марты располагалась не далеко от комнаты мужа, в ее комнате всегда пахло цветами. В опочивальни мадам Вейлс Скелтон было много безделушек, ее многочисленные наряды томились в специально отделенной комнате, а вот бижутерия и духи красовались на изящном трюмо ручной роботы с золотыми вставками и резными ножками. Слуги называли комнату госпожи маленьким музеем, да и сама Марта стремилась обустроить совою комнату так чтоб он напоминал музей.  Многочисленные картины знаменитых художников были повешены на северной стене, под ними располагался камин, с мраморными вставками. На нем стояли всякие статуэтки, и прочие безделушки. Изящные кресла мадам были обшиты самой дорогой тканью, с такой же позолоченной вышивкой на подушечках. Вся комната сочетала в себе белый, малиновый и золотой цвет. Кресло стоящее в кабинете Томаса с розовыми цветами настояла купить тоже Марта. Белые тумбочки стоящие по бокам от изящной небольшой кровати были украшены кованными позолоченными ручками. Они в свою очередь сочетались с ножками банкетки стоящей около кровати, украшенная маленькими подушечками причудливой формы с кисточками и мишурой по кроям. Ковров в комнате Марты не было, она их не терпела, зато на огромных панорамных окнах весели невероятно красивые шторы с балдахинами поверху и беленьких прихватках с золотой ниткой. У окна стоял небольшой письменный столик, с красивым светильником и коллекция письменных перьев, рядом томилась одинокая чернильница. Чесы с боем и маячком висели чуть по одаль от стола, каждые пятнадцать минуть звенел Венчерский перезвон, а когда большая стрелка останавливалась на двенадцати часы били ровно столько сколько сейчас времени.
Что касается самой Марты Вейлс Скелтон она была нечем не примечательный, так токового характера у нее не было, она была скромной, покорной девушкой, с уравновешенным и спокойным голосом, иногда создавала впечатления забитого маленького существа, хорошим собеседником она не слыла, но все в доме очень ее любили несмотря на то что и считали немного глуповатой. Муж считал Марту совершенно пустой личностью не имеющей своего голоса, но все равно очень любил, она была безупречной матерью и прилежной хозяйкой. Врать бедняжка Марта не умела, да и говорила она мало, так таковых подруг у нее не было, и единственным пристрастием девушки были наряды. Их у Марты было невероятно много, все шкафы в доме были забиты платьями, шляпками, туфельками, перчатками Марты, Томас не жалел денег на пристрастие любимой жены, лишь бы только она была счастлива. И вот сейчас Марта носилась по комнате в поисках подходящий заколки для волос, ведь ни одна из заколок не подходила для того летнего наряда которой уже подобрала Марта. Наконец найдя то что ей нужно леди Вейлс надела свое летнее ситцевое пальтеце с голубоватым оттенком, сплошь усыпанное маленькими розоватыми бисеринками, с кружевными рукавами фонариками и деловито подошла к зеркалу.
-Последний штрих и я готова! Последним штрихом была та самая заколка которую с таким усердием она искала. Заколка была совершенно обычной, с розовой розочкой на боку. Надев белые туфельки на низеньком каблуке, найдя белые кружевные перчатки и взяв зонтик голубоватый зонтик от солнца Марта вышла из комнаты оставив жуткий беспорядок.
Комната маленькой Марии была нечем не примечательная обычная розовая комната набитая до верху совершенно разными игрушками, часть из которых девочка даже в руки не брала. Мария была похожа на мать, маленький аккуратненький носик, большие красивые голубые глаза, хрупкие ручки и плечики, она была такой же наивной, простодушной и смешной. Ее няня называла малышку принцессой и души не чаяла в девочки, Мария тоже очень любила свою черную няню. Родители очень редко проводили время с дочерью, отец был все время занят, мать либо сидит у себя в комнате и шьет, либо ходит по магазинам в поисках нового наряда. Марию они очень редко брали с собой куда либо, время когда вся семья собиралась вместе был один из вечеров на неделе, обычно это была пятница. Томасу не приходилось работать потому что суббота выходной а Марта приходила в хорошем настроении из магазинов. Часов в шесть все они собирались в гостиной, папа садился у камина что то читать, а мать учила дочку шить крестиком. «Все знатные дамы в Англии умеют шить крестиком» Говорила та на что Томас недовольно отвечал: «Довольно с нас Англии, подожди совсем скоро и мы станем независимы, вот тогда и шить крестиком не надо будет учиться» Марта делала такое недовольное лицо как будто проглотила лимон но нечего не говорила, Мария знала что мать очень любит английские наряды и что отделение Америки от Английской колонии мать совсем не радует.
Мария сидела на полу перед своей игрушечной лошадкой и расчесывала ей гриву, в то время как в комнату вошла мать. Марта с самого детства приучала малышку к манерам приличия и когда кто то из родителей входил в комнату та должна была встать и поклониться. Мария так и сделала, встав, она неохота сделала реверанс. «Мадам» робко произнесла малышка и убрала русый локон с личика.
-Сегодня ты идешь с нами, оденься и спекайся вниз, и не смей опаздывать иначе некуда не пойдешь! Голос матери звучал все так же спокойно и уравновешенно как и всегда, но сейчас Марии показалось что мать говорила так как будто не хотела брать дочь. –И да, няня тоже пойдет!
Не успела Мария нечего сказать как мать развернулась и ушла.
-Ну ка, давай ка оденемся! Вот, одень ка это платьице. Мать то твоя не соизволила даже помочь тебе одеться…
Начала было ругаться няня но вовремя себя осекла, она не раз говорила себе о том что при ребенке говорить плохо о родителях нельзя. Родители Марии всегда были добры к няне и вежливы, мало того она прекрасно знала что сэр Дженифферсон против рабского труда и не позволит в своем доме неуважительного а тем более оскорбительного отношения к прислугам.